мой скромный вклад в ЗФБ (письменный)

[swWitch]

Название: Пленить
Автор: literaryspell
Оригинал: Captivate (разрешение на перевод получено)
archiveofourown.org/works/246244?view_adult=tru...
Перевод: swWitch
Бета: айронмайденовский
Размер: миди (5459 слов оригинала)
Пейринг: Сириус Блэк/Люциус Малфой
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма
Предупреждение автора: изнасилование/нон-кон
Предупреждение переводчика: однополый секс, сомнительное согласие, обсценная лексика
Краткое содержание: Люциус попадает в Азкабане в камеру Сириуса. Смогут ли они найти общий язык или верх возьмет их истинная натура?
Размещение: с обязательным указанием предупреждения и ссылкой на оригинал
Примечание: разбивка на абзацы - авторская

Сириус был псом уже почти три года, когда в его камеру впихнули нечто весьма интересное.

Он осторожно приблизился. За все время заключения ему не приходилось видеть других волшебников. Этот пах весьма хорошо, что обескураживало. Здесь ничто не могло хорошо пахнуть. Только два запаха довлели над всем: ужасающий и почти терпимый. Но этот... Сириус потянул воздух своим собачьим носом. Этот был очень приятным. Насыщенным. Дорогостоящим. Похожим на то, как пахла дома его ванная комната.

Он мягко гавкнул, потыкавшись носом в бесформенный комок. Тело не двигалось, и это вызывало беспокойство. Если человек без сознания, то дементоры оставят его в покое, но вот если он видит приятный сон — появятся незамедлительно, а Сириус не испытывал ни малейшего желания проверять на практике пределы их возможностей. Пока что его спасала анимагическая форма, но кто знает, что произойдет, если они приблизятся вплотную. Он весьма ценил свои счастливые воспоминания, огромноевамспасибо. Они единственные помогали ему держаться на плаву.

Боль не очень хорошо сказывается на внешнем облике собак — черный зверь оскалился, вспоминая, с чем связаны эти его счастливые воспоминания... Все, на что он полагался, чем жил, оказалось неправильным, совсем неправильным. И в результате Гарри остался один. Маленький Гарри — его крестник. У Сириуса не было возможности поговорить с ним, объясниться. А теперь он здесь навечно. И вечность, если оценивать ее с точки зрения собаки, устрашала, потому что даже если пересчитать его года в собачьи — это слишком долго для того, чтобы уцелел рассудок.

На самом деле он с трудом продержался до сих пор.

Но сейчас... Сейчас появилось нечто, с чем будет интересно поиграть. Если бы только это сработало! Он гавкнул громче, резко и настойчиво, и тело жалобно застонало. Он слегка подпрыгнул от волнения, тело пошевелилось. Оно перевернулось на спину, и закрывавший голову капюшон свалился.

Показались светлые, почти белые волосы, и Сириус зарычал. Это был совсем не тот человек, которого он бы хотел видеть. Хотя, это Азкабан... Поскольку здесь все преступники, исключая, естественно, его самого, то вероятность того, что соседом окажется малосимпатичная личность, не так уж мала.

Сириус забился в свой угол и наблюдал, как аккуратно усаживался чертов Малфой. Придурок расправлял свою тюремную робу, словно собирался встретиться с важной шишкой или что-то в этом роде! Почему, ну почему к нему в камеру не засунули Петтигрю? Это была бы шикарная месть и одновременно лучший завтрак за все эти годы.

Малфой поднял на него глаза, и Сириус удивился глубине той боли, что гнездилась в них. Сириус сомневался, что Малфою когда-либо приходилось испытывать боль. Он бы знал. В конце концов — это же его шурин.

Тем временем Малфой поднялся и направился к одной из лежанок, чтобы сесть. Это были всего лишь набитые соломой матрасы, брошенные на пол, но тот, на который собрался умоститься Малфой, принадлежал Сириусу. Возмутительно!

Сириус одном прыжком перелетел камеру и приземлился на кровать, оскалив зубы. Малфой выразительно изогнул бровь и поднял руки в знак того, что сдается.

— Хорошо. Это твой. Без проблем, — пробормотал Люциус, передвигаясь к другой кровати и тяжело усаживаясь на нее. Сириус обрадовался, что его поняли, и перестал рычать. Он сделал три круга по матрасу, почувствовал, что этого недостаточно, и двинулся в противоположном направлении. После четвертого поворота ощущение неправильности ушло. Теперь все было на высоте. Он улегся, не спуская усталого взгляда с сокамерника.

— Блэк, ты собираешься хотя бы поздороваться? Я понимаю, что ты предатель крови, но смею предположить, что в детстве тебя учили хоть каким-то манерам.

Сириус наклонил голову. Сюрприз не удался. Он покачал головой из стороны в сторону, стараясь делать это максимально по-человечески, хотя и подозревал, что его движения больше похожи на попытку избавиться от блох. Люциус вздохнул и поудобнее устроился на кровати, прислонившись стене. Он посмотрел на ногти правой руки и скривился. Откинув назад голову, Люциус закрыл глаза и нахмурился. Сириус ощутил укол жалости к этому человеку, невзирая на то, что был практически уверен: он — Пожиратель Смерти. Люциус выпустился, когда Сириус закончил лишь первый курс, так что они мало пересекались в школе. Но Сириус знал, что Люциус дружил со Снейпом. И одного этого было достаточно, чтобы его дискредитировать. Но, тем не менее, Сириус знал еще и то, что у них с Нарциссой был сын гарриных лет, и знал каково это быть запертым в тюрьме тогда, когда ты необходим кому-то там, на свободе.

Воспользовавшись тем, что глаза Люциуса были закрыты, Сириус рассмотрел его. Определенно, по прибытии тот получил хорошую трепку. Сириус лучше других знал об ужасном обращении охраны с новоприбывшими. Скорее всего, нового узника раздели, вымыли, тщательно обыскали, может даже избили и обязательно унизили. Его волосы были спутаны, а пряди за ухом испачканы кровью. Он уже был грязен и за все время пребывания здесь не увидит проточной воды. Не столь уж хорошее начало.

Сириус, впервые за проведенную в тюрьме вечность, подумывал о трансформации в человека. И вдруг услышал звук. Это было что-то вроде легкого свиста в голове. Все вокруг стало более мрачным и холодным. Он всхлипнул, и в этот момент очнулся Люциус. Его глаза расширились, и он медленно попятился в самый дальний угол камеры. Люциус тоже их почувствовал — догадался Сириус. Он фыркнул бы, если б мог. Этим тварям было наплевать на расстояние — оно не имело значения. И если раньше они его не тревожили, то сейчас, благодаря Люциусу, у Сириуса появилась возможность познакомиться с этими мерзкими созданиями поближе.

Дементор оборванным, вызывающим оторопь сгустком тьмы проскользнул сквозь прутья решетки их камеры. Он на мгновение замер, сосредоточенно рассматривая Люциуса. Тот в свою очередь не отрывал глаз от существа, словно надеялся таким образом избавиться от него. Дементор поплыл вперед, и с уст Люциуса сорвался стон. Его счастливые воспоминания были поглощены.

Сириус изо всех сил старался сохранять спокойствие, пока на его глазах дьявольское создание превращало взрослого мужчину в съежившегося ребенка. Но когда он подумал, что самым счастливым воспоминанием Люциуса было рождение сына — не смог не вмешаться. Он сделал это совершенно неосознанно (именно так начинались многие его проблемы) — трансформировался в человека. Перекидывание впервые оказалось болезненным и он закричал, как только смог.

Увидев широко раскрытые, невидящие глаза Люциуса, он постарался как можно быстрее вспомнить свое первое прикосновение к Гарри. В то краткое мгновение Сириус испытал настоящее счастье. Не лучшая красотка, снятая в баре, и не полет в ночном небе на мотоцикле. Нет. Посмотрев в зеленые глаза малыша, он увидел в них все, кем он когда либо хотел быть, кем мог стать...

Дементор внезапно кинулся к нему. Настолько стремительно, что Сириус едва успел трансформироваться. Он не позволит отобрать эти воспоминания! Они принадлежат ему и только ему! Он преобразовался в Бродягу, чувствуя себя в теле собаки чуть ли не естественнее, чем в человеческом. Пока дементор озирался в поисках того, чью мысль он почувствовал, Сириус подобрался к распростертому на полу телу Люциуса и уселся рядом, закрывая его от дементора. Эти создания не были разумными, они действовали инстинктивно. И поэтому за собачьими мыслями могли и не заметить травмированного сознания Люциуса.

Как он и надеялся, дементор оглянулся, пытаясь отыскать в камере те воспоминания, которые, как он знал, были здесь всего мгновение назад, но ничего не нашел и выплыл из камеры, унося с собой ощущение холода и глубокого отчаяния.

Где-то час спустя Сириус решил, что уже можно без опаски трансформироваться обратно. Он так давно не был человеком, что приходилось тщательно обдумывать все свои поначалу неуклюжие движения, не полагаясь на то, что мозг автоматически подаст телу нужный сигнал. Инстинкты Бродяги были совершеннее, а движения — естественнее и грациозней.

Сириус опустился на колени возле Люциуса, лежавшего наполовину на кровати, а наполовину на холодном цементном полу, подтянул его вверх и уложил на матрас. К счастью, глаза Люциуса уже закрылись и не нервировали своей слепой неподвижностью. Казалось, он спит. В действительности же мозг должен был отчаянно бороться, пытаясь осознать, что с ним только что произошло. Дементоры обычно появлялись только один раз в день, так что Сириус чувствовал себя в безопасности в человеческом облике, хотя это и было менее комфортабельно, чем он готов был признать.

Желая удовлетворить свое любопытство, а заодно и заткнуть гриффиндорские инстинкты, заставившие его кинуться на защиту этого человека, Сириус оголил левую руку Люциуса. Конечно же, на бледной коже была Темная Метка. Черная, как сама смерть. Сириус мог поклясться, что ощущает эманации зла, исходящие от нее, но что только не почудится после стольких лет в Азкабане. Он прикрыл метку, вид которой вызывал отвращение, и с удивлением осознал, что желание позаботиться о Люциусе никуда не делось, даже несмотря на тот факт, что последний представлял собой вполне определенное зло.

Люциус застонал и пошевелился, сильно зажмурившись, словно защищаясь от собственных мыслей. Он еще раз слабо застонал, прежде чем открыть глаза и посмотреть в упор на Сириуса.

Он попытался было посмотреть в сторону, но серебристый взгляд приковал его к себе выражением искренней признательности сквозь внезапно треснувшую маску. Никогда в жизни Сириус не чувствовал себя настолько потрясенным.

— Это на самом деле ужасно, правда? Ты кое-что слышал... думал, что можешь справиться, отдавая несущественные воспоминания. Но они ведь знают, чего хотят? — он попытался усмехнуться, но это прозвучало как-то придушенно, и Сириус отвел взгляд.

— Они знают, — подтвердил он.

— А что они хотят от тебя? — Люциус подвинулся назад, прислоняясь к стене, и Сириус опустился на кровать рядом с ним. Разговаривать с кем-то, пусть даже и Малфоем, было приятнее, чем он помнил.

— Гарри, — выдохнул он. Люциус понимающе кивнул, удивив этим Сириуса.

— Ты? — спросил он, не желая делиться воспоминаниями о собственном опыте того времени, когда анимагическая форма еще не помогала ему сбежать от проблем.

— Драко, — произнес Люциус, на краткий миг посмотрев Сириусу в глаза. Поняв, что это должно быть имя сына, Сириус обрадовался, что смог спасти это воспоминание, пусть хотя бы только до завтрашнего дня.

Они долго молчали. Ни один не хотел сосредоточиться на этих счастливых воспоминаниях, помня о предстоящем визите монстров, но тем не менее, и не думать об этом они не могли. Мысли Сириуса безуспешно метались между желанием спрятать эти воспоминания и стремлением пережить их еще раз...

Несмотря на то, что каждое мгновение бодрствования они проводили вместе, разговаривать им было не о чем. Дни проходили в молчании, но оба поглядывали друг на друга так, словно каждый из них был неким опасным объектом исследования.

Каждый день, как только Сириус ощущал приближение дементоров, он отправлял Люциуса прятаться в угол камеры. А сам, приняв анимагическую форму, блокировал и даже физически закрывал его, защищая от призрачных созданий. Это почти всегда помогало. Если же метод не срабатывал и Люциус впадал в оцепенение под воздействием приближающегося дементора, Сириус отбегал в другой угол, обращался и начинал думать о Гарри. Как только дементор поворачивался к нему, он перекидывался обратно и снова старался прикрыть Люциуса. Это работало, и Сириус испытывал гордость от того, что способен сделать хоть что-то.


Люциус благодарил его. Иногда больше взглядом, чем на словах. Но Сириус знал, что, несмотря на холодность, он искренне благодарен. Они не обсуждали причины, приведшие их в Азкабан, но Сириус сомневался, что Люциус мог претендовать на невиновность. Не то чтобы это имело значение. Независимо от степени вины, они были в одной лодке.


Сириус старался не смотреть на Люциуса, не желать его. Но, черт возьми, этот человек был до невозможного красив, хорошо сложен и, несмотря ни на что — высокомерен. Он был того типа, что предпочитал Сириус. А у него так давно никого не было. Последним человеком, с которым был Сириус, был Ремус (первым и последним). Но Сириус однозначно не желал об этом вспоминать, чтобы не приманить дементоров.

Сириус знал, что наступила ночь, потому что в коридоре выключили свет. В самих камерах не было факелов. Это было бы небезопасно. Но коридоры освещались, и свет оттуда проникал в камеры. Окон тоже не было, и время суток можно было определить только по тому, были факелы зажжены или потушены. В то время, которое Сириус полагал ночью, оставался лишь слабый отблеск света. Что его порождало, Сириус не знал. Возможно, одиночный факел где-то в конце коридора. Но он всегда был благодарен за это подобие света, потому как полная темнота довела бы его до безумия. Полная темнота была подтверждением того, что все реально и неисправимо. Слабо мерцающий свет давал возможность наблюдать за Люциусом, пока тот спал.

Во сне Люциус был неподвижен, словно мертвец. Он не мигал и определенно не храпел. И только частые кошмары оживляли его. Сириус предпочитал такое положение вещей, как проявление жизни. Сам он во сне подергивался и вертелся, словно собака. О чем и сообщил ему Люциус. Но он и так об этом знал. Навязанное соседство вызывало странные ощущения, нельзя сказать, чтобы в целом неприятные.

Этой ночью Люциусу снился кошмар. Это было всегда одно и то же. Он шептал имена жены и сына, кричал, что-то отрицая, хрипло взывал к чему-то безнадежному, в чем ему было отказано в глубине его сна.

Сириус уставился в потолок, следя за вяло движущимся пауком, и прислушиваясь к боли, излучаемой его стоическим сокамерником. Вскоре это стало невыносимо, и Сириус переполз к соседней кровати. Ходьба требовала слишком много усилий, да и он провел слишком много времени на четырех ногах, чтобы предпочитать прямохождение.

Он опустился на колени возле кровати и убрал волосы с лица страдающего человека. То, что эти волосы до сих пор не спутались, было с точки зрения Сириуса настоящим чудом. Его собственные волосы практически сразу же превратились в спутанную массу и сейчас не подлежали восстановлению. Ему было противно думать о том, как он выглядит, особенно в свете того, насколько ранее он гордился собственной внешностью. Из них двоих он основательно опустился.

Жалобные стоны Люциуса затихли, как только Сириус прикоснулся к нему. Это дало ему еще один повод преисполниться чувством собственной значимости. Это было сродни тому чувству, которое он испытывал, защищая Люциуса от дементоров. И это было то самое чувство, которое заставляло его продолжать в том же духе. После стольких потерь возможность спасти хоть кого-то грела душу.

Кожа Люциуса была словно шелк, слегка затененный слоем грязи. Его волосы были мягкими. Сириус пропустил пряди сквозь пальцы, расчесывая их так же, как это иногда делал Люциус, словно надеясь, что так можно отрешиться от ужасов тюрьмы. Люциус открыл глаза, и в темноте Сириус едва смог различить их цвет. Они казались темными, бесцветными, но Сириус помнил, что они очень похожи на его собственные, разве что немного светлее. Серые глаза были не единственным, что они разделяли в этой могиле.

Сириус встретил пристальный взгляд, не прекращая поглаживать лоб и волосы Люциуса. Ощущение было слишком приятным, а Сириус давно понял, что все, что приятно, стоит того, чтобы его делали. И что еще важнее — то, что чувствуется приятным здесь, стоит того, чтобы за него бороться.

— Я разбудил тебя, — сказал Люциус. И это не было вопросом. Сириус кивнул и пожал плечами, предотвращая извинения, которых, скорее всего, и не последовало бы.

— Я ненавижу все это. Хотел бы я...

Сириус снова кивнул. Желания были тщетными, но представляли собой ценность. И не было ничего, что мог бы пожелать Люциус после своего краткого пребывания здесь, чего бы уже не желал ранее Сириус.

— Ничто уже не кажется реальным. Это убивает сильнее, чем самый ужасный кошмар. И от этого невозможно проснуться. И одновременно это сложнее, жестче, реальнее, чем сама реальность.

Сириус нагло устроился рядом с поэтически настроенным сокамерником. Он приподнялся на локте, чтобы видеть Люциуса, если тот продолжит говорить, но их голоса звучали в тишине ночи столь неадекватно громко и грубо, что Сириус сомневался, что это произойдет.

Сириус провел рукой от золотистых локонов к вороту тюремной робы Люциуса. Он медленно расстегнул ее, ожидая, что его остановят. То или другое — для него не имело значения. Он хотел Люциуса — это так, но в последнее время он привык к несправедливостям жизни и потому не сильно огорчился бы, натолкнувшись на сопротивление. Он бы просто вернулся в свою кровать, буде хватит сил, и заснул. Но кто не рискует, тот не выигрывает.

Однако он не дождался протестующего жеста и продолжил. Его лицо не отражало ни одной из испытываемых им эмоций, связанных с процессом соблазнения (если это можно было так назвать) женатого человека, родственника, Пожирателя Смерти. Скорее всего, если бы он остановился и задумался над тем, что творит, он бы пришел в ужас. Если бы он подумал о том, что сказал бы по этому поводу Джеймс, он бы свернулся в клубок и отрубился. Но все, о чем он думал — это испытываемые ощущения: кожа мягкая и податливая, волосы гладкие и невесомые, одежда грубая, но знакомая, тепло непреодолимое, но приятное.

Он распахнул робу, обнажая тело настолько бледное, что оно казалось голубоватым. Если бы не ощущение тепла под рукой, Сириус мог бы посчитать его мертвым. Люциус закрыл глаза, когда руки скользнули вниз по его груди и животу, а пальцы мягко зарылись в волосы пониже пупка, такие невесомые, что их можно было лишь ощутить, но не увидеть.

— Мы не должны это делать, — наконец сказал он.

Сириус наклонился над телом и куснул прямо в пупок.

— Наверное, нет, — согласился он.

— Это будет один только раз, — поправил его Люциус, нежно прикасаясь к его волосам, но даже не пытаясь пропустить их сквозь пальцы из-за невозможности сделать это.

— Наверное, нет, — повторил Сириус. Лгать себе не имело смысла. Ощущение было настолько непреодолимым, что он не мог себе даже представить, что вернется к прежней пустоте после того, как впервые за прошедшее время что-то почувствовал. Люциус еще не настолько отчаялся, но Сириус мог подождать. И если Люциус думает, что не нуждается в этом, Сириус позволит ему как следует прочувствовать, насколько ужасным может стать то место, в котором они оказались. Если до этого дойдет, чтобы заполучить желаемое, он просто перестанет защищать Люциуса. Это была слишком слизеринская мысль, но Азкабан выталкивает наружу все самое плохое в людях, а Сириус не собирался так легко сдавать свои позиции. Особенно после того, как распробовал солоноватый привкус когда-то безупречного и самонадеянного типа, извивающегося сейчас под ним.

Люциус расстегнул робу Сириуса и потянул назад, стаскивая с плеч. Теперь они оба были одеты лишь в серые грязные тюремные штаны. Истощенное тело Сириуса украшали татуировки. Люциус же все еще оставался сильным, подтянутым, мускулистым и выглядел аппетитно. Сириус старался не думать о том, во что превратилось его собственное тело. По крайней мере, Люциус пока не выказывал отвращения. Пожалуй, он даже был удовлетворен тем, что видел, и Сириусу хотелось верить, что за этим стоит нечто большее, чем отсутствие другого партнера.

Люциус сел и потянул Сириуса вниз, укладывая его на кровать. Он быстро разобрался со штанами и отбросил в сторону обе пары: свои и Сириуса. Сириус наслаждался видом Малфоя, такого серебристого и загадочного, не тронутого старением умственно и физически. Он боялся представить, во что превратится это совершенство через пару лет... хотя, в действительности Сириус не знал о том, насколько долго Люциус пробудет в тюрьме. Азкабан обычно означал пожизненное заключение, но бывали и случаи, когда преступников присылали сюда лишь на пару лет, чтобы “преподнести урок”.

Люциус наклонился над Сириусом выцеловывая дорожку от шеи до паха. Он, похоже, не испытывал отвращения от покрывавшей тело грязи. И Сириус был благодарен, хотя и понимал, что все это в любом случае не имеет никакого значения.

Люциус осторожно взял в рот его возбужденный член. Его движения были неуверенными, но все равно приятными. Сириус предположил, что партнер никогда раньше не был с мужчиной, и это означало, что свой зад он, скорее всего, не подставит. Ну и ладно. Сириус предпочитал быть сверху, но это не значило, что он не мог поменяться ролями лишь для того, чтобы снова почувствовать это. Хотя где-то в иной жизни было бы забавно заставить Люциуса гребаного Малфоя умолять о том, чтобы его насадили на член.

Рот Люциуса начал работать с большей уверенностью, и Сириус застонал от переполнявших его ощущений. Люциус лизал и сосал настолько восхитительно, что Сириус заподозрил, что был неправ. А когда Люциус перевернул его в коленно-локтевую позицию и лизнул, Сириус уверился в том, что ошибся. Многие мужчины вообще предпочитают этого не делать, тем более, что состояние этого места было очень сомнительным в плане гигиены. И тем не менее он слышал, как Люциус постанывал, вылизывая его тугое отверстие.

Позабыв обо всех отвратительных подробностях и сосредоточившись исключительно на влажном языке в заднице, Сириус слабо застонал в матрас. Здесь оставалось мало узников, сохранивших разум, но тем не менее Сириус не желал быть услышанным ни ими, ни дементорами. Но когда язык проник сквозь тесное колечко мускулов, он уже не смог удержаться и ахнул, дернув бедрами.

Люциус просунул руку между ног Сириуса и гладил его член в такт движениям языка до тех пор, пока колени Сириуса не дали слабину.

— Господи! Да трахни уже меня, Малфой! — выкрикнул Сириус, желая, чтобы его голос звучал увереннее. Хотя, по большому счету, ему было плевать на это.

Люциус имел наглость засмеяться, за что Сириус в другой жизни обязательно бы проклял его. Но тут он выпрямился, и вся враждебность вылетела у Сириуса из головы. Он сделал вид, что не слышит, как Люциус сплевывает, и потянулся приласкать свой сочащийся член. Обслюнявленный член партнера прижался к его узкому отверстию, и Сириус скрипнул зубами от неподготовленного вторжения, позволяя Малфою войти.

Сквозь жжение ощущалась потрясающая заполненность, в которой он так нуждался, да еще и Люциус первым же толчком попал прямо по простате. Все было забыто, когда Люциус раз за разом цеплял эту железу, вбиваясь в его тугую задницу. Сириус задыхался, чувствуя, как глубоко входит в него Люциус. Одновременно он все быстрее двигал рукой по своему члену.

— Такой, блядь, узкий, Блэк, такой... — бормотал Люциус, и Сириусу хотелось, чтобы он заткнулся, тогда проще было бы представить вместо Малфоя кого-то другого (устрашающего, прекрасного и совершенного), только бы он держал свой пожирательский рот на замке.

Краткая вспышка злости исчезла, когда Люциус оттолкнул руку Сириуса, заменив ее своей. Он идеально попадал в ритм, рука двигалась жестко и быстро, большой палец поглаживал головку уверенно и почти грубо. Сириус впитывал в себя каждый толчок, трахающее тело, обнимающую руку, лицо, вдавленное в матрас, в то время как его тщательно и всеобъемлюще пользовали.

Знакомое напряжение в животе застало его врасплох, прокатилось вниз по позвоночнику и сосредоточилось в поджавшихся яйцах. Люциус должно быть почувствовал как каменеет его член, потому что его движения вдруг стали резкими и беспорядочными. Во время одного из особо резких движений Сириус с криком кончил. Его член, казалось, был вырван из тела этим грубым движением. Семя выплеснулось толстыми нитями на грудь и кровать под ним. Люциус, беспощадно вбивавшийся в его тело, издал сдавленный стон, когда поджавшийся проход сдавил его член, доводя до оргазма.

Сириус опустился на живот, пожелав на мгновение, чтобы Люциус вышел из него, прежде чем кончить, не испачкав еще одной чужеродной субстанцией. Но когда отрахавший его до потери пульса Люциус притянул Сириуса в свои теплые, почти ласковые объятия, он понял, что не имеет ничего против. Люциус повернул его на бок и обнял, касаясь ладонью волос на лобке. Сириус заснул с мыслью, что быть снизу не так уж плохо, и уж совсем не плохо заполучить в сокамерники Малфоя.

Наутро он проснулся от обескураживающего возбуждения.

Причина этого стала понятна, когда он непроизвольно дернулся и почувствовал руку, движущуюся по его члену. Тело Люциуса прижималось к его спине, упираясь в зад своим возбужденным членом.

— Доброе утро, — протянул Люциус, облизывая ушную раковину и согревая ее своим дыханием. Сириус дернулся ответить, но успел только всхлипнуть, когда его подхватили под бедро, подтянули ногу к животу и слегка повернули.


Люциус бесцеремонно впихнул свой член в воспаленное отверстие Сириуса, вызвав вскрик от грубого вторжения.

— Какого черта, приятель? Не мог предупредить?

— Да заткнись. Ты же сам хотел, — посмеивался Люциус, толчки которого только слегка смягчались спермой от предыдущего совокупления.

Сириус застонал, когда член Люциуса прошелся по его простате.

— Да пошел ты, Малфой. Насильник, бля.

Он гордился своим вердиктом, учитывая то обстоятельство, что он наслаждался идеально выверенным медленным трахом.

— Ты сказал нет? Наверное, за стонами я не расслышал.

Он сопровождал слова аккуратными толчками, заставлявшими Сириуса восторженно стонать.

— Просто заткнись и трахни меня, — потребовал Сириус, с каждым толчком начиная подаваться настолько далеко назад, насколько позволяло его положение. Он просунул руку к своему забытому члену, едва-едва касаясь его, вместо того, чтобы интенсивно дрочить.

— Какое сквернословие, Блэк. Не вымыть ли нам твой рот?

Сириус не отреагировал, предпочитая представлять, что его не трахает в задницу гребаный пожиратель.

Толчки Люциуса стали быстрее и беспорядочнее, и Сириус почувствовал, что его зад от такого грубого обращения протестующе сжимается. Он ощущал себя невероятно растянутым и недостаточно смазанным, но за каждым ударом следовало скольжение по простате, посылающее огонь в его жилы и заставляющее его член пульсировать, пока он не сдался и грубо не решил проблему.

Люциус тяжело дышал ему в ухо, иногда покусывал и шептал грязные слова, но Сириус игнорировал все, кроме удовольствия. Наконец, его яйца поджались и он почувствовал невыносимое давление, прежде чем кончить, забрызгивая чудовищно испятнанный матрас и свою руку. Он с трудом перевел дыхание, ненавидя предательство собственного тела, так благоприятно реагирующего на того, кого он должен ненавидеть.

Люциус вскрикнул, когда Сириус кончил, вцепился в него, и Сириус второй раз был заполнен теплой спермой. И снова пожалел, что забыл попросить Люциуса отстраняться, прежде чем кончить. После совокупления он чувствовал себя не просто грязным, а обгаженным.

На этот раз вместо объятий Люциус отправился в “туалет” — дыру в углу камеры. Справив нужду, он уселся на матрас Сириуса, грубо усмехаясь и чувствуя себя на удивление комфортабельно в собственной наготе.

— Послушай, Блэк, — начал он и остановился, когда они оба почувствовали леденящий холод. Сириус зарычал, а Люциус рванул в другой угол, как было у них заведено.

Быстро преобразовавшись в Бродягу, Сириус встал перед распростертым телом Люциуса, защищая его и его воспоминания. Он не прекращал ненавидеть пожирателя. Но сейчас думал только о том, как защитить его воспоминания о маленьком Драко.

Дементор покачивался и кружил возле прутьев решетки их камеры, готовый проскользнуть внутрь, в случае если почувствует даже намек на человеческое счастье. День оказался удачным. Дементоры ускользнули, не став изучать ни собачий мозг, ни приглушенные воспоминания за ним.

Узники не шевелились еще около часа после ухода дементоров. Как только Сириус решил, что уже стало безопасно, он перекинулся в свое нормальное тело и принялся одеваться. Люциус, выглядящий как всегда после этих событий напряженно, занялся тем же.

Из коридора послышались незнакомые звуки: быстро приближающееся в такт шагам клацанье.

Сириус ахнул, увидев с той стороны решетки охранника. Причиной тревожного звука была палочка, которой тот проводил по прутьям. Охранники-люди редко появлялись здесь — дементоры сами хорошо выполняли свою работу.

Невозмутимым голосом охранник произнес:

— Люциус Малфой.

Люциус встал и широко улыбнулся.

— Да?

— Вас оправдали. Примите наши извинения. Протяните руки через решетку. Вас полагается связать до того момента, как вы покинете остров.


— Что за непотребство? — заорал Сириус. — Он провел здесь около трех недель! А я сижу без суда уже три года!

Люциус сделал как ему было приказано, позволяя охраннику сковать ему руки серией сложных заклятий.

— Да заткнись, Блэк. Не можешь же ты до сих пор настаивать на своей невиновности. Ну да ладно, ты желаешь, чтобы я передал от тебя привет?

— Если ты кому-то хоть слово скажешь, я тебе кишки выпущу! — взревел Сириус.

— Как грубо, — поцокал языком Люциус. — Несомненно, ты можешь вести себя как человек, а не дикий зверь, прощаясь с таким хорошим другом.

— Как ты смеешь?! Как вообще ты мог так себя вести, зная, что со дня на день освободишься? Мерлин, ты самый отвратительный, бессердечный, эгоистичный сукин сын, которого я когда-либо...

— Я сделал это, потому что мог. По какой еще причине кто-либо делает что-либо?

Сириус почувствовал, как неведомая ранее ярость переполняет его.

— Я спас твою гребаную никчемную жизнь! Я должен был позволить тебе страдать, потерять то, что потерял я!

Люциус только понимающе ухмыльнулся:

— Да, ты должен был.

Охранник с интересом наблюдал перепалку, явно удивленный, что такой давний узник, как Сириус, все еще мог вполне прилично контролировать себя.

— Знаешь что, Малфой? Я рад, что ты не забыл Драко. Испытываешь ли ты гордость, осознавая, что он вырастет точно таким же как ты? Или эта до чертиков страшно?

Маска Люциуса на мгновение соскользнула и на его лице промелькнуло сомнение. Сириус триумфально рассмеялся, маниакальный в своей ярости.

— Каждый раз, когда ты будешь вспоминать крошку Драко, ты вспомнишь и обо мне. С благодарностью. И ты пожалеешь, что не нашел в себе мужества воспитать в нем хоть что-то из того, что будет иметь Гарри — верность, храбрость, доброту. И ты пожалеешь о том, что случилось сегодня, проклятый приколист! Драко вырастет копией папочки и поплатится за это! Запомни мои слова, Малфой! Заруби их себе на носу!

Дверь камеры открылась и Люциуса Малфоя, благодаря внезапным поступлениям от его имени в казну министерства, увели, чтобы выпустить на свободу. Он ушел, удерживая на лице прежнюю маску невозмутимости, но с тревогой в глазах.

Сириус шлепнулся на лежанку, перекинулся в Бродягу и заскулил. Он перетащил другой матрас и положил его поверх старого, чтобы замаскировать запах и сделать свое лежбище более комфортабельным. Он вскарабкался наверх, потоптался кругами — три раза в одну сторону, затем, недовольный, четыре раза в другую.

Превосходно.